школьные годы чудесные
Мало что я ненавижу так искренне и так горячо, как советскую школу. Казалось бы, больше тридцати лет прошло, можно бы и успокоиться. Но нет, каждый раз как вспомню, так вздрогну.
Были, однако, там и смешные моменты. Вот, например.
Учителка наша по литературе, помесь жабы с гадюкой как телесно, так и духовно, весьма почитала следующий методический приём: заставить кого-нибудь из класса читать вслух "изучаемое произведение", а остальные чтоб сидели тихо и внимали. День да ночь - сутки прочь.
И вот как-то проходили мы, значит, бессмертное творение Фаддеева "Разгром". И принёс я его с собой из дому на урок. А надобно сказать, что родительская библиотека, по части худлита чрезвычайно бедная и убогая, содержала иногда редкие перлы. В частности, оный "Разгром" имелся у нас в виде первого издания двадцать какого-то лохматого года. Его-то я и имел при себе. И надо ж такому случиться, чтоб выбор нашей педагоги пал на меня. К., говорит, у тебя книжка есть? Читай.
Я послушно открыл полузатёртую свою брошюрку и не дробно, как дятел, а неспешно и сурово принялся оглашать текст:
"...Надоели скучные казенные разъезды, никому не нужные пакеты, а больше всего — нездешние глаза Левинсона; глубокие и большие, как озера, они вбирали Морозку вместе с сапогами и видели в нем многое такое, что, может быть, и самому Морозке неведомо.
«Жулик», — подумал ординарец, обидчиво хлопая веками. И тут же привычно обобщил: "Все жиды - жулики".
По инерции я проскочил ещё пару фраз, пока не заметил, наконец, что происходит странное. В классе стоит мёртвая тишина, все переглядываются, а у нашей жабы такое выражение лица, будто она проглотила гадюку.
- Ты где это вычитал, - поинтересовалась она очень спокойным голосом.
- Да вот же, - в недоумении показал я на свою брошюрку. - Тут же вот написано.
Тихонько подошла она ко мне, заглянула в книжку, так же тихо вернулась к своему столу, села и спросила у отличницы на первой парте:
- У тебя нормальное издание есть? Читай лучше ты.
В "нормальных изданиях" про привычные обобщения не было ни звука. Ведь бывают же такие промашки!
Были, однако, там и смешные моменты. Вот, например.
Учителка наша по литературе, помесь жабы с гадюкой как телесно, так и духовно, весьма почитала следующий методический приём: заставить кого-нибудь из класса читать вслух "изучаемое произведение", а остальные чтоб сидели тихо и внимали. День да ночь - сутки прочь.
И вот как-то проходили мы, значит, бессмертное творение Фаддеева "Разгром". И принёс я его с собой из дому на урок. А надобно сказать, что родительская библиотека, по части худлита чрезвычайно бедная и убогая, содержала иногда редкие перлы. В частности, оный "Разгром" имелся у нас в виде первого издания двадцать какого-то лохматого года. Его-то я и имел при себе. И надо ж такому случиться, чтоб выбор нашей педагоги пал на меня. К., говорит, у тебя книжка есть? Читай.
Я послушно открыл полузатёртую свою брошюрку и не дробно, как дятел, а неспешно и сурово принялся оглашать текст:
"...Надоели скучные казенные разъезды, никому не нужные пакеты, а больше всего — нездешние глаза Левинсона; глубокие и большие, как озера, они вбирали Морозку вместе с сапогами и видели в нем многое такое, что, может быть, и самому Морозке неведомо.
«Жулик», — подумал ординарец, обидчиво хлопая веками. И тут же привычно обобщил: "Все жиды - жулики".
По инерции я проскочил ещё пару фраз, пока не заметил, наконец, что происходит странное. В классе стоит мёртвая тишина, все переглядываются, а у нашей жабы такое выражение лица, будто она проглотила гадюку.
- Ты где это вычитал, - поинтересовалась она очень спокойным голосом.
- Да вот же, - в недоумении показал я на свою брошюрку. - Тут же вот написано.
Тихонько подошла она ко мне, заглянула в книжку, так же тихо вернулась к своему столу, села и спросила у отличницы на первой парте:
- У тебя нормальное издание есть? Читай лучше ты.
В "нормальных изданиях" про привычные обобщения не было ни звука. Ведь бывают же такие промашки!
